– Кто вы, моддрон? – спросила Хелит хриплым от волнения голосом.
– Мое настоящее имя ничего не скажет тебе, – ответила снисходительно ангайка и, предупреждая следующую фразу, добавила: – Твое мне тоже нет нужды знать. Я лишь вижу, что ты отчаянно нуждаешься в совете.
Загадочная женщина казалась сотканной из тончайших нитей света и воздуха, горячих и ледяных, чудесным образом уравновешенных между собой так, чтобы они не могли ни обжечь, ни заморозить. Такой ее «видела» Хелит.
– Тебе не суждено доехать до Лог-Йокуля, и делать тебе там нечего, если честно. Да ты садись поудобнее, садись, не смущайся! Возьми вот мягкую подушечку! – негромко рассмеялась ангайка, видя, что Хелит никак не может устроиться. – Угощайся! Давно не ела сладкого?
И протянула девушке блюдо с горкой маленьких шариков, липких на вид. Ангайские лакомства отличались запредельной сладостью, их варили из меда и кисло-сладкой смолы какого-то южного дерева. Больше одной конфеты захочешь – не съешь. А потом еще и руки не отмыть. Но Хелит не стала обижать волшебницу (а кого же еще?) и попробовала предложенное угощение. На удивление вкус оказался тонким и нежным, а по телу разлилось уютное тепло.
– Понравилось? – требовательно спросила ангайка.
– Очень.
– Так и в жизни бывает. Ждешь одного, а получаешь совсем другое. Кому-то не позволишь к себе прикоснуться, а из чьих-то незнакомых рук принимаешь пищу, даже не задумываясь о последствиях.
Хелит насторожилась.
– Не переживай, уан, я просто рассуждаю. Забыла, ты – моя гостья, а значит, существо священное и неприкосновенное? То-то же! Чтобы убить ядом, существуют отравленные стрелы, которыми стреляют из-за угла в ночи.
Что верно, то верно. Гость в традициях ангай считался равным кровному родичу, нет страшнее позора – обидеть гостя. А убивать Утренние действительно предпочитали бесшумно и тайно. Отравленная стрела или удавка на горло уведут из жизни тихо, почти на цыпочках, как по толстому мягкому ковру, не потревожив ничей сон, не оскорбив слуха громкими предсмертными воплями.
– Ешь, уан, ешь. Согреешься и отдохнешь заодно, – напомнила ангайка.
Откуда-то из подушек она достала темную, отполированную до блеска доску с натянутыми струнами, похожую на гусли; уложила поудобнее на колени и тихонько заиграла прихотливую мелодию: нежную, немного приторную, струящуюся меж пальцев, как шелковая лента. Мысленно Хелит отчего-то назвала ее – прикаспийской. Что-то степное определенно было в этой непривычной музыке.
– Ты пытаешься меня околдовать, моддрон? – улыбнулась девушка. – Не получится.
– Я знаю, – кивнула хозяйка. – Просто стараюсь настроить тебя на нужный лад.
Ангай запела на гайши – красивом мелодичном языке, которого Хелит совсем не понимала. Его звуки навевали необъяснимую, светлую грусть. Однажды еще в Эр’Иррине Мэй читал стихи на гайши, и даже без перевода было понятно, что они о любви и смерти. Ангай вообще пели и писали только об этих двух вещах. Вряд ли песня колдуньи-сластены в черном платье была о чем-то ином.
Хелит даже начала подпевать, катая на языке чарующие незнакомые слова, словно черешневые косточки. Вспомнилось вдруг то последнее лето и как они с Алинкой покупали килограммами спелые желтые ягоды и объедались, набивая полный рот их водянистой сладостью. А в детстве так здорово было плеваться мелкими косточками из латунной трубочки. За соседским домом росла огромная черешня с блестящими полосами коры и пузырьками прозрачной золотисто-коричневой смолы. Весной дерево из корявой старухи превращалось в вечно-юную невесту, одетую в кипень белого наряда, а едва созревали на его ветках желтоватые гроздья, как на них слетались со всей округи дети и воробьи. Воробьям доставались самые сладкие ягодки с верхушки. Там, где горячее солнце… Казалось, пустяки какие, в сравнении с иными событиями. Ан нет. В самые тяжелые мгновения жизни, на больничной койке, именно эти воспоминания согревали и придавали сил.
М-да… Все вообще познается в сравнении. Сколько ни ругай продажных политиков, паршивую экологию и вездесущую коррупцию, а все же цивилизация – дело хорошее. Одна горячая вода в кране чего стоит. Не говоря уже про зубную пасту и прочие средства личной гигиены.
– Не надо грустить, уан, прошлого не вернешь… – молвила ангайка, не обрывая мелодии. – Жаль, я не знаю тропы ведущей в утраченное.
– А кто знает? – спросила Хелит.
Она вся подобралась, как перед прыжком в прорубь. Аж во рту пересохло.
– Читающие-по-Нитям. Иногда им под силу невозможное, а иногда…
Ангайка сделала долгую многозначительную паузу, внимательно изучая реакцию на свои слова. Хелит и не скрывала, насколько они поразили и заинтересовали ее, хотя от Читающих она не ждала ничего хорошего. Лично для себя.
– Читающая может исполнить любое желание?
– Может… а может и не исполнить. Смотря, что за желание и выполнены ли все потребные условия. Ты ведь не думаешь, что Великая волшебница, чья сила зачастую равна силе Великих Духов, станет благодетельствовать каждого просителя? – Ангайка приблизила свое лицо и испытующе заглянула в светлые глаза гостьи. – Нет ведь?! Только тот, кто силен духом и устремлен к заветной цели, способен воззвать к Читающей.
– А что же нужно сделать? – не отставала Хелит.
– Почем мне знать? Спроси у Ктали-Руо – отшельницы из Пещеры. Только она поможет узнать.
– А где, где она живет? Как ее найти?
– Завтра утром обоз достигнет перекрестка йокульской дороги и лталавского тракта. Тебе надо ехать на восход до Каменного леса. Это недалеко. Самое большее в двух-трех днях пути и в любом трактире тебе укажут дорогу к пещере Ктали-Руо, – обстоятельно объясняла ангайка, в задумчивости перебирая струны «гуслей».